— Вы часто оказываетесь в постели с женщиной в первый же день знакомства?
— С первой встречи я каждую ночь мечтал о вас. И желание воплотить мечту в действительность усиливалось с каждым днем.
— Вы торопитесь, Кейн, — как могла безразличнее произнесла она. — А мне спешить решительно некуда. К тому же должна признаться, что вы вовсе не были предметом моих грез. Скорее, наоборот. Вы для меня неотъемлемо связаны с той ночью, которую я хотела бы как можно скорее позабыть. И я не могу в своем сознании отделить вас от вашего брата.
— Полагаете, я тоже бабник?
— Я полагаю, что вы, в сущности, не любили ни одной из своих женщин. И не утруждали себя, стремясь сделать их счастливыми. В этом я вижу сходство между вами и Беном.
Серые глаза Кейна похолодели.
— По-вашему, чтобы покорить женщину, ей надо беспрестанно льстить?
Кристин покачала головой:
— В отношении некоторых особ это совершенно справедливо. Но для меня поступки всегда значили много больше, чем слова. Видите ли, женщина вряд ли будет чувствовать себя любимой и желанной, если мужчина равнодушен к тому, что она делает со своей жизнью.
Кейн нахмурился:
— Сожалею, если невольно позволил вам составить обо мне такое мнение.
— Вы же сами сказали, что никогда не соперничали с братом. Ну же, признайтесь откровенно, что вы предпринимали, когда он начинал ухаживать за кем-нибудь из ваших подруг?
— Он никогда не позволял мне этого заметить. — Губы Кейна скривились в язвительной усмешке. — В такой ситуации, согласитесь, соперничать затруднительно.
Вот, значит, как! Бен обделывал свои делишки за спиной Кейна, как ночной вор! Кристин с легкостью представила себе, как Бен Мертон упивался такого рода победами над своим куда более уважаемым и добропорядочным братом, как похвалялся потом своими подвигами. Для него это было своеобразным способом доказать, что он — лучше, хотя бы как мужчина. Ей неожиданно пришло в голову, что за таким поведением скрывалась неуемная жажда мщения.
— Должно быть, он ненавидел вас, Кейн! — вырвалось у нее.
И как после всего этого в его душе сохранились теплые чувства к брату!
— Да, — кивнул Кейн. — Его ненависть имела глубокие корни. Ведь я был отцовским любимцем. — Помолчав, он с горечью добавил: — Родителям, конечно, не следует оказывать предпочтения одному ребенку перед другим, но так уж вышло. Бен всю жизнь мне за это мстил.
— Так вы считаете это извинительным?
— Я ведь прекрасно понимал, что им движет, Кристин. А понять — значит простить.
Между нами всегда была полная ясность: он знал, что я знаю. Думаю, для него я был единственным в своем роде. Это были странные отношения. Он отчаянно во мне нуждался, но вместе с тем и тяготился самим фактом моего существования. Ведь это нелегко — знать, что ты для кого-то как открытая книга.
Кристин кивнула. Теперь она чувствовала, что они с Кейном и впрямь из одного теста. Они оба испытали, каково это — скрывать истинные отношения внутри семьи от всего мира, для которого чужая боль лишь предлог для сплетен.
Кейн тяжело вздохнул. Глаза его потемнели, словно он на мгновение заглянул вглубь собственной души, где давно угнездилась боль.
— Однако каждому из нас необходимо, чтобы рядом был человек, который знает о тебе все.
Да, тысячу раз да, подумала Кристин, растроганная тем, что он был способен так тонко чувствовать. Одиночество рядом с дорогим и любимым человеком, который не знает тебя до конца, — самое страшное одиночество. Ей это было хорошо знакомо: ведь даже Лиззи, нежно любимая сестра, не понимала ее вполне.
— Стало быть, вы прощали ему предательство? — спросила она, желая до конца разобраться.
— Однажды не простил. Несколько лет знать его не желал.
— Что он вам тогда сделал? — не смогла сдержать любопытства Кристин.
И тотчас ощутила, что Кейн не желает вспоминать об этом. Интуиция подсказала ей, что этот эпизод своей жизни ему хотелось бы вычеркнуть из памяти навсегда. Окончательно и бесповоротно. Она мысленно выругала себя за несдержанность. Что, если он оборвет ее? Или просто повернется и уйдет? Казалось, она могла бы только приветствовать такой поворот событий. Но нет, на сердце вдруг стало тяжело.
— Вы ведь любите правду… — глухо уронил он.
Лицо его отражало тяжелую борьбу с самим собой. Неужели сейчас он решится открыть ей правду, причинившую ему когда-то столько мук? Но вот глаза его насмешливо сверкнули, он заметно расслабился. Решение было принято, и он заговорил:
— Бен отнял у меня любимую девушку. За неделю до свадьбы. Тогда мне хотелось его убить.
«Однажды удалось», — вспомнила Кристин его слова. Тогда она допытывалась, не случалось ли Бену отнять у него ту, которая много для него значила. За этими простыми словами таилась темная бездна. Оскорбленная гордость… Отчаяние человека, которого предали… Ярость… Утраченные иллюзии… Потерянная любовь…
— Они поженились, — продолжал Кейн бесстрастным, бесцветным голосом. — Только так им оставалось оправдать то, что произошло. Они объявили, что воспылали друг к другу неодолимой страстью и ничего поделать не смогли.
Воображение Кристин снова заработало, рисуя ужасающую сцену: неудержимое негодование Кейна; испуг пытающегося хоть что-то поправить Бена, вдруг осознавшего, что он вовсе не желает терять брата, что зашел чересчур далеко. И смятение женщины, отчаянно защищавшей свою честь в глазах человека, чье уважение для нее по-прежнему очень много значило.
— А через год они так же во всеуслышание объявили, что их брак был ошибкой, и развелись.